— Какой?
— Это, наверное, не имеет никакого значения, но заметили ли вы, что у нее были мокрые ботинки?
— Заметил. На ковре остались следы, которые указывали, что она подошла к балконной двери у себя в комнате и на минуту вышла на балкон. Там еще много тающего снега.
— Весьма вам признателен. Вы установили факт, который объясняет этот штришок, но не установили причины, которая объясняет факт. Это вы предоставляете другим, как положено. Многое можно сказать в защиту принципа разделения труда, не правда ли?
Очевидно, сержант считал, что вопрос не требует ответа, и, пока не вошла Сюзанна, несколько минут в комнате царило молчание.
— Вы хотели меня видеть? — спросила она коротко.
— Да. Вы не сядете, миссис Уорбек?
— Lieber Gott! [70] — воскликнул д–р Ботвинк.
— Доктор Ботвинк, — сказал Роджерс сурово. — Если вы хотите оставаться здесь, не вмешивайтесь.
— Прошу прощения, сержант. Это больше не повторится, обещаю вам.
Роджерс опять повернулся к Сюзанне.
— Я понял, что вы были в кухне, когда ваш отец приготовлял чай для леди Камиллы Прендергест? — сказал он.
— Верно. — Сюзанна казалась искренне озадаченной, и взгляд у нее был одновременно и настороженный, и вызывающий.
— Он сказал, что вы помогли ему готовить чай. Это правильно?
— Я налила в чайник кипятку, только и всего.
— И больше ничего?
— Конечно, ничего. Вода вскипела, папа резал хлеб, и я спросила: «Заварить чай?» — а он ответил «да», ну я и заварила.
Наступила долгая, неприятная пауза, а потом Сюзанна сказала тоном, в котором слышался страх:
— А что с чаем?
— В нем был яд, — отчеканил Роджерс.
Рука Сюзанны взлетела ко рту, будто зажимая крик.
— Яд? — пробормотала она. — В чае, который приготовил папа?
— В чае, который вы готовили вместе.
— Но ведь я ничего не делала, говорю вам, только и всего, что налила в чайник кипятку, как папа мне велел. Да и с какой стати мне травить кого–то?
— Вы знали, что чай предназначался для леди Камиллы?
— С ней что–нибудь случилось? — быстро спросила Сюзанна.
— С леди Камиллой ничего не случилось. Вы прекрасно знаете, что она не пила этого чая. Его выпила миссис Карстерс.
— А что случилось с ней? — Лицо Сюзанны опять стало холодным и угрюмым.
— Миссис Карстерс умерла.
— Ну, уж это не моя вина. — Сюзанна проявила не больше волнения, чем если бы ее обвинили в том, что она разбила фарфоровую чашку.
— Что вы делали у двери в комнату леди Камиллы? — спросил вдруг Роджерс.
— Я хотела поговорить с ней.
— О чем вы хотели говорить с леди Камиллой?
— Я ей такого наговорила сегодня утром, когда пришла посидеть в комнате его светлости, и я… я…
— И вы хотели продолжить этот разговор, за этим вы пришли?
Сюзанна пожала плечами.
— Теперь это уже не имеет значения, — сказала она, — во всяком случае, я ее не видела.
— Вы пошли туда для того, чтобы посмотреть, выпила ли она чай, так ведь?
— Говорю вам, я ничего не знала про этот чай, — раздраженно повторила Сюзанна. — Когда я пришла туда, из двери выходила миссис Карстерс. Она сказала, что леди Камилла спит и ее нельзя беспокоить. Мы крупно поговорили, а потом она понесла чай в свою комнату, а я ушла в свою. Только и всего.
— А вы не попытались остановить миссис Карстерс и не дать ей унести чай, который, как вы знали, предназначался леди Камилле?
— С какой стати? Говорю вам, что я не знала…
— Хорошо, миссис Уорбек. Незачем это повторять. Думаю, мне больше не придется вас беспокоить. Вы понимаете, что вас могут расспрашивать об этом потом и другие?
— Такой же ответ и тем будет, — ответила Сюзанна и, возмущенная, направилась к двери.
Когда она ушла, д–р Ботвинк сказал:
— Прошу извинить меня, сержант, за мое восклицание, но я был огорошен. Эта милая женщина, по–видимому, вдова достопочтенного мистера Уорбека?
Роджерс кивнул.
— Это такой факт, который, конечно, надо учесть. Позвольте спросить, давно вы об этом узнали?
— Только сегодня, после обеда.
— Ах так! А остальные тоже об этом узнали?
— До сегодняшнего дня об этом не знал никто, за исключением Бриггса. Сэр Джулиус узнал об этом только после смерти лорда Уорбека.
— А дамы?
— Сообщили только леди Камилле. Это было как раз перед обедом.
— Понимаю. — Историк целую минуту сидел, погрузившись в свои мысли, а потом пробормотал себе под нос, видимо, без всякой связи с предыдущим: — У людей необразованных словарный запас очень ограничен. Да и выражают они свои мысли очень неточно. Иначе это можно было бы счесть уликой, заслуживающей расследований. Но даже в этом случае не вижу, чем бы это могло помочь.
— Что вы сказали? — спросил Роджерс.
— Я? Ничего. Я, кажется, как говорится, разболтался. Ну–с, теперь вы собрали все факты, которые искали, сержант?
— Думаю, что да.
— Вот и хорошо. — Д–р Ботвинк несколько раз зевнул и принялся смотреть на огонь.
Послышались чьи–то тяжелые торопливые шаги. Дверь распахнулась, и на пороге предстал сэр Джулиус. Он раскраснелся от волнения, и казалось, всю его усталость как рукой сняло.
— Роджерс! — воскликнул он. — Роджерс, взгляните–ка! — Он торжествующе потряс пухлой рукой. В ней было что–то маленькое и темное — У меня в шкафу! — сказал он, задыхаясь. — В ящике, где я держу носовые платки! Я только что хотел достать чистый платок, а когда приподнял его, прямо под ним лежало вот это!
С видом игрока, пошедшего с козырного туза, он положил на стол синюю бутылочку с этикеткой, на которой крупными буквами чернело: «Яд».
— Что вы об этом думаете? — спросил сэр Джулиус.
XVII
«Наговорили…»
Сержант Роджерс взял двумя пальцами бутылочку и посмотрел ее на свет.
— Пустая, как вижу, — сказал он и положил ее обратно. Его лицо, как всегда, было лишено всякого выражения.
— Ну? — нетерпеливо сказал сэр Джулиус. — Разве это не то, что вы искали?
— Похоже, что так, сэр Джулиус. Бриггс, без сомнения, сможет сказать точно, — сказал сержант почти равнодушно.
— И надо же, чтоб она оказалась в моем шкафу! Но как она туда попала? Как вы думаете?
— Что ж, сэр, в вашу комнату легко пройти с лестницы. Это первая дверь на площадке.
— Правильно. Рядом с комнатой леди Камиллы. Комната миссис Карстерс дальше.
— Я помню, сэр.
— Вы, вероятно, обыскали их комнаты вчера ночью?
— Да, сэр.
— Как же так…
— Я не могу это объяснить, сэр. И если только лицо, которое положило ее туда, не захочет само рассказать нам, как это получилось, мы никогда этого не узнаем.
Неодобрение в голосе сержанта было слишком очевидным, чтобы его не заметить.
— Вероятно, мне следовало, — запинаясь, сказал сэр Джулиус, — оставить ее там, где она лежала, пока вы не посмотрите сами.
— Следовало, сэр.
— На ней могли остаться отпечатки пальцев и тому подобное.
— Конечно, была такая возможность.
— Жаль. И наглупил же я! Верно, у меня голова пошла кругом, когда я увидел ее там.
— Вполне понимаю, сэр. — Роджерс сделал паузу и затем продолжал несколько зловеще: — Несомненно, следователь, который будет вести это дело, удовлетворится этим объяснением, принимая во внимание ваше положение.
— Боже мой, Роджерс, надеюсь, что да! — взорвался сэр Джулиус.
— Но конечно, ему придется учесть и тот факт, что ваши показания ничем не подтверждаются.
— Ну и ну! — сказал Джулиус.
— Однако, — спокойно продолжал Роджерс, — имеется один пункт, по которому я могу дать следователю удовлетворительное объяснение. Когда я вчера ночью производил обыск в вашем шкафу, этой бутылочки там не было. Вы ведь говорите, что только что нашли ее в стопке носовых платков, под верхним?
— Да.
— Я открыл этот ящик, когда помогал вам сегодня переодеваться. Если бы что–нибудь там было не в порядке, я, наверное, заметил бы. Полной уверенности у меня нет, но скорее всего заметил бы. Это поможет впоследствии определить, когда же ее туда положили.
70
Боже милостивый! (нем.)