— Вы не должны так думать… Правда, это трудно объяснить. Ваша мать не такая, как другие, она… Эльвира энергично закивала:

— Знаю. Я часто читаю о ней в газетах. Она совсем особенная, — правда? Это удивительная женщина!

— Да, — согласился полковник. — Точное слово. Она удивительная женщина. Но… — Он замолчал, затем добавил:

— Когда удивительная женщина твоя мать — это не такое уж счастье. Можете мне поверить, ибо это правда.

— Вы не слишком–то любите говорить правду, да? Однако сейчас вы, по–моему, ее сказали.

Они замолчали, устремив взгляд на отделанную медью вращающуюся входную дверь.

Вдруг дверь толкнули снаружи с доселе не виданной в отеле «Бертрам» силой. Вошедший молодой человек шагнул прямо к администратору. По контрасту с бурной энергией, исходящей от пришельца, отель «Бертрам» словно окаменел, притих, затаился, стал похож на музей, а его обитатели — на запыленные экспонаты минувших времен. Пришедший наклонился к мисс Гориндж и спросил:

— Леди Седжвик у вас остановилась? Гостеприимная улыбка не тронула уст мисс Гориндж. Глаза ее посуровели:

— Да. — И она с явной неохотой потянулась к телефону. — Вы бы хотели…

— Нет, — отрезал молодой человек. — Я просто оставлю ей записку.

Он вытащил записку из кармана черной куртки и протянул через стойку красного дерева.

— Я просто хотел убедиться, что это тот самый отель, — произнес он с ноткой сомнения в голосе, оглядываясь по сторонам, а затем направился к выходу. Взгляд его равнодушно скользнул по сидевшим в холле и с тем же бесстрастием остановился на Эльвире и Ласкоме. Полковник вскипел. «Какого черта! — ругнулся он про себя. — Ведь Эльвира хорошенькая. В молодости я замечал хорошеньких девушек, особенно если они были в окружении подобных ископаемых!» Но молодого человека, по–видимому, хорошенькие девушки не интересовали. Он вновь вернулся к администратору и спросил, слегка повысив голос, словно желая привлечь внимание мисс Гориндж:

— Ваш телефон одиннадцать — двадцать девять, верно?

— Нет, — сказала мисс Гориндж, — тридцать девять — двадцать пять.

— Риджент?

— Нет. Мэйфэр.

Он кивнул. Затем снова повернулся к входной двери и вышел, столь же яростно оттолкнув дверь назад.

Казалось, все присутствующие наконец перевели дух. Трудно было возобновить прерванные разговоры.

— Да уж, — только и сказал полковник Ласком, не будучи в состоянии найти подходящее слово. — В самом деле! Эта современная молодежь…

Эльвира улыбнулась.

— Вы узнали его, да? Знаете, кто это? — Голос ее даже дрогнул от благоговейного трепета. — Это же Ладислав Малиновский!

— Ах, этот… — Имя кое–что говорило полковнику.

— Да–да. Два года подряд он был чемпионом мира. А в прошлом году попал в жуткую аварию. Разбился вдребезги. Но, говорят, теперь снова за рулем. — Она прислушалась. — Слышите, это его гоночный автомобиль!

Рев мотора проникал с улицы в холл отеля «Бертрам». Полковник Ласком решил, что Малиновский — один из героев Эльвиры. «Что ж, — подумал он, — все же лучше, чем эти эстрадники, эти длинноволосые «битлы“ или как они там себя величают…» Ласком был старомоден в своих воззрениях на молодых людей.

Дверь распахнулась вновь. Эльвира и полковник выжидательно взглянули в том направлении, но на сей раз ничто не возмутило покой отеля: вошедший оказался седовласым священником. Он остановился, огляделся вокруг с видом человека, который не очень–то понимает, где он и каким образом сюда попал. Таково было обычное состояние каноника Пеннифазера. Так бывало с ним в поездах, когда он никак не мог вспомнить, откуда едет, куда и зачем! Так бывало с ним, когда он шел по улице или заседал в очередном комитете. Так случалось с ним и в церкви, когда он не мог вспомнить, произнес он уже проповедь или только собирается к ней приступить.

— По–моему, я знаю этого старика, — задумчиво произнес полковник Ласком, присматриваясь к вошедшему. — Но кто же он, собственно? Эберкромби? Архидьякон Эберкромби? Нет, пожалуй, нет, хотя похож на Эберкромби!

Эльвира равнодушно взглянула на каноника Пеннифазера. Разве сравнишь его с автогонщиком? Да и вообще, Эльвира не слишком интересовалась священниками, правда, в Италии она восхищалась кардиналами, те, по крайней мере, хоть выглядели живописно.

Лицо каноника Пеннифазера прояснилось, и он удовлетворенно кивнул. Слава Богу, он вспомнил, где находится. Ну конечно же, это отель «Бертрам», где он собирается провести ночь по пути.., по пути куда? В Чедминстер? Нет, он только что приехал из Чедминстера. Он едет, ну ясно же, едет на конгресс в Люцерн. Тут каноник окончательно просиял, направился к администратору, и мисс Гориндж тепло встретила гостя:

— Очень рада вас видеть, каноник Пеннифазер. Вы прекрасно выглядите!

— Спасибо, спасибо, на прошлой неделе я был сильно простужен, теперь уже выздоровел. У вас найдется для меня номер? Я ведь писал вам.

— Да, мы получили ваше письмо, — заверила его мисс Гориндж. — Мы оставили вам девятнадцатый номер, вы там останавливались в прошлый приезд.

— Спасибо, спасибо. Мне нужен номер — дайте–ка подумать — на четыре дня. Я еду в Люцерн, но проведу там всего одну ночь, так что хочу оставить номер за собой. Все вещи я оставлю здесь, а в Швейцарию возьму только маленький саквояж. Это вас не затруднит?

— Все будет в порядке, — вновь подтвердила мисс Гориндж. — В своем письме вы нас уже предупредили.

Освобожденный от всех своих забот, каноник вздохнул с облегчением и был препровожден вместе со своим багажом в девятнадцатый номер.

А в номере двадцать восьмом миссис Карпентер, сняв с головы шляпу, похожую на корону из фиалок, аккуратно раскладывала свою ночную сорочку на подушке кровати. Вошла Эльвира.

— А, вот и ты, моя дорогая! Помочь распаковать багаж?

— Нет, благодарю вас, — вежливо отозвалась Эльвира. — Я не собираюсь его распаковывать.

— Какую из этих комнат ты предпочтешь? Ванная — между ними. Я велела им отнести твой багаж в дальнюю комнату. По–моему, эта шумновата.

— Очень любезно с вашей стороны, — произнесла Эльвира своим обычным, лишенным выражения тоном. — Я бы, пожалуй, приняла ванну.

— Ну что ж, прекрасная мысль!

Эльвира отправилась в ванную, затворила за собой дверь и заперла на задвижку. Очутившись в своем номере, достала из чемодана несколько вещей и бросила их на кровать. Потом разделась, накинула халат, пошла в ванную и открыла краны. Вернувшись обратно, села на постель и придвинула телефон. Секунду–другую она прислушивалась и, убедившись, что все тихо, сняла трубку:

— Говорят из комнаты двадцать девять. Будьте добры, соедините меня — Риджент, одиннадцать — двадцать девять.

Глава 4

В Скотленд–Ярде шло закрытое совещание. Носило оно неофициальный характер. Вокруг стола в непринужденных позах сидели шесть или семь человек, каждый из которых был в своей области фигурой весьма значительной. Внимание всех этих стражей порядка занимала проблема чрезвычайной важности, масштаб которой в последнее время приобрел угрожающий характер. Речь шла о цепи остающихся безнаказанными преступлений, что, естественно, вызывало сильнейшее беспокойство. Ограбления банков, нападения на инкассаторов, кражи ценных почтовых отправлений, хищения в поездах. Чья–то беспощадная и невидимая рука наносила эти удары едва ли не каждый месяц.

Председательствовал сэр Рональд Грейвс, заместитель начальника Скотленд–Ярда; по привычке он больше слушал, чем говорил сам. Официальных докладов на сей раз не было. А были просто консультации на высшем уровне: обмен мнениями и информацией, обсуждение накопившихся вопросов. Сэр Рональд Грейвс медленно обвел глазами всех присутствующих и кивнул человеку, сидевшему на другом конце стола.

— Ну–ка, Дед, — сказал он, — поделитесь с нами вашими простенькими, но мудрыми соображениями!

Дедом звали старшего инспектора Фреда Дэви. В ближайшее время он собирался выйти на пенсию, да и выглядел много старше своих лет, потому и прозван был Дедом. Физиономия его внушала симпатию, и вообще он производил впечатление человека мягкого и добросердечного, что и вводило в заблуждение многих преступников, так как на деле Дэви был вовсе не столь прост и добродушен.